Кузнецов Михаил Варфоломеевич , генеральный директор Сибирской генерирующей компании, депутат Государственной Думы РФ второго и третьего созывов (1995-1999, 1999-2003), бывший Губернатор Псковской области.
В 1992 году окончил физический факультет МГУ имени М.В.Ломоносова.
С 1986 по 1988 год служил в воздушно-десантных войсках.
В 1991 году - эксперт операционного отдела.
С 1991 по 1992 год - заместитель начальника операционного отдела.
В 1992 году - ведущий специалист отдела внутреннего аудита.
С 1992 по 1993 год - заместитель начальника отдела конверсионных операций.
С 1993 по 1994 год - заместитель начальника управления валютного контроля и ведения позиций.
С 1994 по 1995 год - начальник управления по обеспечению взаимодействия операционных, расчетных и учетных подразделений ТОО Коммерческий банк "Индустрия-Сервис"
(Москва).
В 1994 году - учредитель АОЗТ "Калорстройторг"
(Москва).
С 1994 по 1996 год - член Совета директоров банка "Московский деловой мир"
(МДМ-Банк
).
В 1995 - году заведующий отделом по банковскому аудиту ТОО "Универс-аудит"
.
В 1995 вступил в ЛДПР.
В 1995 году - председатель благотворительного фонда школы-интерната № 18 (Казань).
С 1995 по 1999 год - депутат Государственной Думы РФ второго созыва по списку ЛДПР (по Татарии). Был заместителем председателя Комитета Госдумы по бюджету, налогам, банкам и финансам.
В 1996 году - член Временной комиссии ГД по контролю за электронной системой голосования.
Член комиссии Межпарламентской Ассамблеи государств - участников СНГ по экономике и финансам.
С 1998 по 1999 год - член наблюдательного совета МДМ-Банка.
В 1999 году - председатель благотворительного фонда поддержки талантливой молодежи "Будущее науки" (Псков).
В 1999 году был зарегистрирован кандидатом в депутаты Государственной Думы третьего созыва по Псковскому одномандатному избирательному округу № 141 как независимый кандидат.
С 1999 по 2003 год - депутат Государственной Думы третьего созыва.
В 2000 году - член Комитета Государственной Думы по бюджету и налогам.
В 2001 году - председатель наблюдательного совета ООО "Мелькомбинат Псковский".
В 2001 году - председатель совета директоров ООО "Псковский мелькомбинат
".
В 2003 году выдвинулся кандидатом в депутаты Государственной Думы РФ четвертого созыва по Псковскому одномандатному избирательному округу № 141 (Псковская область).
В 2004 году - выдвинул свою кандидатуру на губернаторских выборах в Псковской области.
С 2004 по 2009 года - губернатор Псковской области.
С 2013 года член Совета директоров Сибирской генерирующей компании, входит в состав комитета по стратегии и комитета по аудиту. СГК – энергетический холдинг, осуществляющий свою деятельность на территории Алтайского края, Кемеровской области, Красноярского края, Республики Хакасия.
Мастер спорта международного класса по парашютному спорту, дважды рекордсмен России, чемпион России, серебряный призер Кубка Европы, бронзовый призер чемпионата мира 2004 года.
Женат, имеет двоих сыновей и дочь.
Жена - Елена по образованию - геолог.
В этом году в российской энергетике резко обострилась дискуссия о том, насколько нужны инвестиции в традиционную генерацию и стоит ли по-прежнему перекладывать их возврат на потребителей. Об угрозе дефицита энергомощности в Сибири, эффективности вложений в теплоснабжение городов и возможных новых сделках “Ъ” рассказал глава Сибирской генерирующей компании (СГК) Михаил Кузнецов.
- Отрасль все громче спорит, будет ли энергодефицит в Сибири, нужно ли строить новые станции. Вы как думаете? И что наиболее эффективно будет стимулировать развитие генерации - новые ДПМ (договоры на поставку мощности с гарантией возврата инвестиций) или повышение цены «старой» мощности (цена конкурентного отбора - КОМ)?
- Наилучший вариант - в том, чтобы цена КОМ дала возможность компаниям самостоятельно планировать новое строительство. Это было бы идеально, но, к сожалению, не очень реально. Что касается новых ДПМ, относиться к ним нужно осторожно, поскольку бездумное планирование инвестиций ради инвестиций может привести только к тому, что потребитель заплатит больше, энергетики получат меньше, а разница пойдет банкам, которые также привлекают кредиты не бесплатно. Мне трудно говорить о первой ценовой зоне энергорынка (европейская часть России и Урал.- “Ъ”), но там, видимо, избыток мощности будет сохраняться еще долго. А вот во второй зоне (Сибирь.- “Ъ”) не все так однозначно.
- То есть энергодефицит в Сибири реален?
- Случаются дни, когда реальный резерв мощности меньше 1 ГВт, а то и вовсе несколько сотен мегаватт. Можно ли это считать резервом? Во-вторых, нет оснований сомневаться в прогнозах потребления - строительство алюминиевых заводов идет полным ходом и будет завершено, глупо их не достраивать, раз уж начали. Запланированный рост по экономике в целом тоже не выглядит несбыточной мечтой. И к 2022 году, а может, и пораньше, к 2020 году мы в Сибири вполне можем получить ощутимый дефицит энергомощности.
Конечно, всегда есть соблазн убаюкать себя иллюзиями - поверить, что есть очень много факторов, которые дефицит не допустят. И в очередной раз уповать на русский авось! Да, этих авось достаточно много: авось не будет маловодного года, авось Казахстан поведет себя корректно, авось никто из крупных генераторов не выйдет из строя в самый неподходящий момент, может, как-то проскочим.
Но я уверен, что этой зимой будет очень много холодных дней, а маловодность рек уже очевидна. И что мы увидим: визуально генерации немало, но это самообман. Секрет в том, что смотреть нужно на тех, кто реально может работать. И тогда вы увидите, что загружена почти вся свободная мощность, а есть дни, когда всего лишь 500–600 МВт остаются незагруженными. Вот это и есть действительный доступный резерв.
- Вы имеете в виду нормальную, не экстремальную ситуацию?
- Мы это наблюдаем регулярно. Например, изучите ситуацию 23–27 января 2016 года, и все станет достаточно очевидно. Если вы посмотрите на баланс установленной мощности и потребления, то увидите как будто большой резерв.
Безусловно, я сейчас вступил в сферу, о которой более профессионально могут рассуждать коллеги из «Системного оператора» (СО), ведающие балансом,- они знают больше. Но и мы со своей стороны тоже можем на что-то обратить внимание. Например, алгоритмы, используемые СО, дают результат, с которым сложно согласиться. Первое: гидрогенерация у нас учитывается по тому, как она проработает восемь часов. Даже не в маловодный год, если посмотреть на декабрь-январь (а это самые сложные месяцы для ГЭС), вы увидите, что она вырабатывает гигаватта на четыре меньше, чем расчетная величина КОМ. А если год к тому же маловодный, то эта цифра может быть еще меньше.
- Но есть еще и возможность закрыть сибирский дефицит поставками с Урала…
- Да, у нас физически возможен переток до 2 ГВт из европейской части России, и, случись дефицит мощности, Европа должна помочь. Но по нашей территории идет только 300 МВт, а все остальное - по Казахстану. Казахстан, никого не хочу обижать, не отличается большой пунктуальностью при планировании спроса-предложения, и неизвестно, как себя поведет. Случится, например, минус 30°С - и если у них все будет хорошо, быть может, и мы проскочим. А если у них не все хорошо, то они загрузят свои линии в первую очередь, своя-то рубашка ближе к телу. И тогда Европа не сможет выдать ожидаемые 2 ГВт. Конечно, в этот момент можно - и придется - поднять гидрогенерацию, она некоторое время простоит, выдаст обещанные 3–4 ГВт, и, может быть, за это время казахи у себя ситуацию урегулируют… Вот такая цепочка выстраивается.
Третье. У нас есть генерация, которая подает высокие ценовые заявки. Например, на нашей Новокузнецкой ГТЭС - 300 МВт. Но станция предназначена для парирования неожиданных провалов или скачков потребления, поэтому за такую техническую исключительность приходится платить. В буквальном смысле платить себестоимостью производства: она очень высока. Если ГТЭС будет вынуждена проходить стандартный путь отбора ВСВГО (технический этап отбора генерации, предшествующий КОМ.- “Ъ”), а это неизбежно случится в дни дефицита мощности, то мы получим цену в Сибири в 2 тыс. руб. (за МВт ч, цена оптового рынка.- “Ъ”), я боюсь, это мало кому понравится. У нас-то вопросов не будет, но мы честно предупреждаем о последствиях дефицита.
И, наконец, не стоит сбрасывать со счетов еще один фактор - сетевую конфигурацию. Нужно понимать, что если потребность, как в Сибири в холодные дни, составляет 30 ГВт, то это значит, что должно быть обязательно включено 32–33 ГВт или даже 35 ГВт. Сама сеть - это живое существо, и резервирование тютелька в тютельку нельзя подгонять, нужно иметь возможность реагировать на вероятные отклонения. Все это я говорю, чтобы показать, что простая арифметика иногда вводит в заблуждение: кажется, что у вас 28% резерва, а на самом деле всего 6–8%. А если заработает алюминиевый завод и потребление вырастет на 1 ГВт, то 6–8% как корова языком слижет.
- То есть вы полагаете, что новая генерация все-таки нужна?
- Мы видим, что принятый сегодня порядок вычисления потребности в генерации не вполне корректен, и я считаю, что строительство в Сибири еще какого-то количества мощностей станет страховкой от возможных проблем. И речь не идет о десятках гигаватт и даже не о нескольких гигаваттах. Наши расчеты говорят, что 1 ГВт было бы более чем достаточно. Кроме того, в своих городах присутствия мы видим потребность увеличения тепловой генерации, эти два процесса могли бы пойти параллельно. Построив новые ТЭЦ или расширив существующие, мы смогли бы решить две задачи - обеспечение дешевого тепла и резервирование мощности. Для нашей компании это 200 МВт на Барнаульской ТЭЦ-3, 200 МВт на Красноярской ТЭЦ-3, возможно, в Новокузнецке 200 МВт - в общей сложности 600–700 МВт, в любом случае меньше 1 ГВт. Это не очень масштабное, но необходимое строительство, отвечающее, по моему мнению, тем задачам, которые стоят перед энергетикой в Сибири.
- Этого было бы достаточно для закрытия потребности и в резерве, и в тепле?
- Если решать две эти задачи параллельно, закрылись бы все вопросы и по электроэнергии, и по теплу, и, самое главное, это не было бы накладно для потребителя. Ведь нынешние ДПМ заканчиваются, и, если новое строительство начнется, платеж потребителя все равно будет снижаться.
- Строительство должно финансироваться за счет повышенных платежей за мощность, не выходящих за пределы текущих ДПМ? По какой схеме?
- По той же самой. Есть платеж за мощность. В Сибири он еще года три будет расти чуть выше инфляции, за счет так называемого четырехлетнего «горбика» (пик платежей за новые станции.- “Ъ”), а потом, начиная с 2021 года, пойдет на спад. Если сделать новый ДПМ, платеж за мощность для потребителя будет расти в любом случае ниже инфляции. Такое строительство нужно наметить к 2022–2023 году. За пять лет можно качественно, не спеша, построить запланированные блоки и станции.
- Какой вариант вы больше поддерживаете: ДПМ на новые блоки или увеличение цены КОМ?
- Увеличение цены КОМ, боюсь, умозрительный вариант. Я не верю в него, хотя, повторюсь, по моим внутренним ощущениям, этот вариант оптимальный. Это та позиция, которую мы бы как генераторы отстаивали, но мы не единственная сторона, ведь есть основной партнер - государство.
- А параллельно не стоит увеличить возможность перетоков из европейской части РФ?
- Сетевое строительство - дело затратное, тем более на таких расстояниях. Зачем строить сетевые мощности для перетока из европейской части России в Восточную, если они востребованы один месяц в году? Кроме того, нужно понимать, что если мощность придет из Европы, то она принесет и европейскую цену. Где-нибудь в Перми в среднем годовая цена 1100 руб. (за МВт ч.- “Ъ”), у нас в Белово - 870 руб. При сложившейся разнице узловых цен (учитывающей потери при перетоках) цена докатывается до нас на 100–200 руб. ниже. Если ситуация перевернется, значит, эти 100, а то и больше, рублей добавятся к цене в Сибири. Мы-то согласны, но будут ли согласны сибирские потребители?
- Нужна ли, по вашему мнению, господдержка модернизации станций?
- Я говорил о строительстве новых мощностей. Поскольку, если модернизировать старые, их все равно не хватит, это не решает сибирскую проблему. Вместе с тем в Европе мощностей совершенно точно больше, чем надо, даже с учетом всех планируемых закрытий, и здесь регулятору, возможно, имеет смысл обдумать какую-то ДПМ-программу по модернизации. Многие мощности устаревают морально и физически, и было бы дешевле сейчас их обновить, поскольку обновлять, во всяком случае если речь идет об угольной генерации, это совершенно иные, меньшие деньги. Так, на Назаровской ГРЭС на старте ДПМ мы получали чуть больше 400 тыс. руб. за МВт в месяц, а за новое строительство на Красноярской ТЭЦ-3, например, у нас в то же время было 1,6 млн руб. за МВт в месяц. Так что в европейской части России, исходя из общих соображений, модернизация была бы менее накладной для потребителя и позволила бы сохранить мощности на значительно более долгий срок. Поэтому программа ДПМ была бы, на наш взгляд, разумна в таком виде: не очень масштабное строительство новых мощностей в Сибири и модернизация мощностей в европейской части страны. Такое решение мне представляется вполне адекватным для проблем, возникающих в 2024–2026 годах.
- Есть ли в Сибири дефицит по теплу?
- По большому счету тепла хватает, но здесь тоже есть нюансы. Когенерация всегда эффективнее, чем раздельная выработка тепла и электроэнергии, поэтому намного выгоднее производить тепло на ТЭЦ. А мы видим, что у нас в ряде случаев водогрейная часть, которая предназначена в общем-то для пиков потребления, потихоньку забирается в базу, а пики мы закрываем уже неприлично дорогими электрокотельными. Строительство ТЭЦ позволило бы вырабатывать больше тепла в когенерационном цикле, что более правильно с точки зрения экономики страны.
Сегодня модель рынка тепла не вполне адекватно отражает реальную эффективность ТЭЦ, и, например, если посчитать формально, то будет казаться, что они уступают конденсационным станциям по эффективности. Но это формально. Потому что в любого энергетика с первого курса вбивают, что ТЭЦ - куда более интересный по эффективности объект, чем любая ГРЭС, что на самом деле очень правильно.
Увы, но регуляторика сегодня искусственно загоняет эти станции в гетто полуубыточности, а, вообще говоря, если есть потребность в тепле, строить их нужно. Но если причуды регуляторики сейчас не позволяют этого делать, значит, давайте поддерживать их такими эксклюзивными инструментами прямого действия, как ДПМ.
- А метод «альтернативной котельной», когда тариф ТЭЦ рассчитывается от потолка, равного стоимости тепла с новой котельной?
- Она немного про другое, про систему теплоснабжения в целом, а не про отдельные электростанции.
- В какой-то степени альткотельная позволяет повысить рентабельность ТЭЦ.
- Если бы КОМ был нормальным, то строительство новых станций было бы выгодно. Но поскольку КОМ у нас регуляторный, то поступления от него не покрывают затрат - с учетом того, что у нас в стране высокая стоимость капитала. Альткотельная же немножко о другом: допустим, в городе сложилась некая система теплоснабжения - с текущими трубами, полузагруженными котельными, неэффективными источниками тепла, и мы видим, что, если сократить избытки, она станет эффективнее. Для этого, скажем, нужно вложить 8 млрд руб., и мы после этого начнем зарабатывать 800 млн руб. в год. В течение девяти-десяти лет мы вернем вложенные деньги с учетом процентов по кредиту.
Но регулирование таково, что, как только я эти 8 млрд руб. вложу и заработаю 800 млн руб., эти 800 млн руб. у меня изымут, и я не смогу вернуть вложенное. Так устроена регуляторика тарифов по методу «затраты плюс». Чтобы этого избежать, мы просим гарантировать нам на 20 лет тариф, пусть он растет с незначительным опережением инфляции, нам больше не надо: мы рассчитаем модель, привлечем кредит, модернизируем теплоснабжение, заработаем денег… У вас будет прибыльное тепловое хозяйство, а у нас будут деньги, мы и налоги заплатим, и людей будем содержать, выплачивая им не символическую, а достойную зарплату.
- Местные власти готовы к приходу СГК как инвестора на таких условиях?
- Сегодня система теплоснабжения для многих губернаторов и глав городов - это большая головная боль, и присутствие прибыльного участника, который переживает за свое хозяйство и держится за него, для власти объективно очень выгодно. Чем дальше от Москвы, от областных центров, тем больше проблемных городов. И если в Москве или Петербурге за право поставлять услуги теплоснабжения могут бороться несколько конкурентов, то в городах помельче такой роскоши вы уже не увидите. А в городах с еще меньшим населением - 100–200 тыс. человек - может обнаружиться совершенно обратная ситуация: глава муниципалитета будет сидеть на приеме у губернатора, и вдвоем они будут судорожно думать, что делать, чтобы не заморозить людей.
Понимаете, СГК может прийти туда, где еще не потеряна надежда. Мы приходим туда, где нет государственных денег, где мы все делаем за частные средства. И если ситуация зашла далеко, как в том же Рубцовске, мы просим повышения тарифа, но в разумных пределах. Но если подождать еще чуть-чуть, когда все развалится и не за что будет зацепиться, то одного тарифа уже не хватит: нужны будут государственные деньги, и смысл привлекать нашу компанию исчезнет. Мы знаем, как оптимизировать системы теплоснабжения, как можно извлечь скрытые возможности и как путем небольших капзатрат осуществлять то, что само государство будет делать очень дорого. Поэтому при наличии альткотельной мы можем в такой проект войти, но если система теплоснабжения деградирует, то в таких случаях доктор уже бессилен.
- Как развивается проект в Рубцовске?
- Остался еще год. Но только с технической точки зрения: сетевую часть мы закончили, нам нужно достроить станцию. Сегодня Южная тепловая станция, на которой мы работаем, в состоянии снабжать теплом весь город. Осталось произвести кое-какие работы, но они направлены только на улучшение экономики. По большому счету, для власти проект на 90% закончен, а все, что там осталось доработать,- это уже для нас самих, чтобы не вылететь в трубу с инвестициями и вернуть вложенные средства.
- А какой плановый срок окупаемости?
- Лет 12.
- Это с учетом повышения эффективности станции?
- Конечно. Мне приходилось дискутировать с депутатами, которые говорят: «Вы тариф на 25% подняли, в карман себе положите, негодяи!» Я отвечаю: в год за тепло собирается 650 млн руб., мы подняли тариф на 25% и соберем с вас дополнительно 160 млн руб. А инвестиции наши - 2 млрд руб., и я их привлек под 11–12% годовых, значит, я в год выплачиваю 220–240 млн руб. одних процентов. Сопоставляя цифры, мы видим, что повышения тарифа не хватит даже на проценты, так что все оставшееся плюс возврат кредита я произведу за счет того, что умнее организую тепловое хозяйство. И, честно говоря, нужно сказать спасибо, что обошлись двумя миллиардами, потому что если бы пришел кто-то другой, он бы потребовал 5–6 млрд руб., да еще не факт, что в принципе нашлись бы желающие решиться на такое.
- Какие города вы рассматриваете с точки зрения участия в проектах теплоснабжения?
- Сейчас мы рассматриваем Черногорск в Хакасии (70–80 тыс. человек). Там схожая с Рубцовском ситуация в политическом плане, а технически - совсем другая, но это один из вариантов, которые мы в ближайшие года два реализуем.
- То есть вас интересуют некрупные города, если система теплоснабжения там еще не до конца развалилась?
- Нас интересует все. В первую очередь нас интересуют власти, которые хотят решить проблему на десятилетия вперед. Во всех проектах, где мы участвуем, годик-другой еще можно потерпеть. По такому принципу и жили: потерпим, а дальше посмотрим, кто-нибудь другой будет решать. И пришли к тому, что терпеть уже тяжело. Чем раньше начать модернизацию, тем дешевле это будет для всех.
Если бы мы, например, делали проект в Рубцовске лет пять-шесть назад, думаю, мы попросили бы процентов десять повышения тарифа, и этого бы хватило. А если бы пришли лет через пять, то без государственных вливаний бы не обошлось, потому что жители не выдержали бы необходимого повышения тарифа. Поэтому нас интересуют любые проекты, где власти региона, муниципалитета хотят найти системное решение на десятилетия вперед и говорят: «Мы видим, что у нас потихонечку зреет проблема, примите, сделайте из этого сложного объекта “конфетку”, получайте прибыль, и если это будет для жителей стоить не очень дорого, то мы с вами». С нашей стороны это не рвачество: мы в Рубцовске даже еще альткотельную не получили, делаем все под обещание. Там нет никаких сверхприбылей, когда за три-пять лет отбиваешь деньги и начинаешь зарабатывать. Мы мыслим гораздо более длинными категориями, и окупаемость проекта за семь-десять лет для нас является вполне приемлемой. Я думаю, что на этом рынке не очень много участников, которые готовы работать на столь долгую перспективу.
- А инициаторами процесса являетесь вы или власти?
- Это может быть только совместное желание. Мы смотрим варианты в первую очередь недалеко от своих городов присутствия и в них самих. Но это не значит, что мы замыкаемся на этих вариантах. Если будет желание сделать что-то более интересное в другом субъекте федерации - почему нет. Это - даже не угольная и не электрическая, скорее теплосетевая задача, эта компетенция у нас в компании представлена. Поэтому мы в состоянии работать в любом городе.
- Сейчас у вас в планах Черногорск, а есть еще какие-нибудь города?
- Мы хотели бы, чтобы альткотельная заработала во всех городах нашего присутствия. Мы понимаем, куда в каждом городе можно было бы вложить миллиарды. В Барнауле есть куда вложить миллиардов девять: заместить котельные-однодневки, на содержание которых нужно выделять горы муниципальных и областных денег, при этом в городе иногда трудно дышать. Нужны серьезные вложения, но дайте нам альткотельную с небольшим ростом тарифа - 1,5–2% к инфляции - на десять лет и будем нормально работать.
- А там как к вашим инициативам относятся власти?
- Законодательства об альткотельных, строго говоря, еще в полном виде нет. Поэтому процесс только начали. Во всех городах нашего присутствия, кроме Кызыла, у нас такие планы есть за одним исключением. В Кемеровской области кроме согласия на альткотельную нам предстоит решить еще несколько системных вопросов, например, о присутствии бюджетной дотации, которая делает бизнес непредсказуемым, чего хотелось бы избежать.
- Собираетесь ли вы что-нибудь покупать?
- Все годы, когда я руковожу этой компанией, мы перманентно находимся минимум в одном переговорном процессе по приобретению того или иного актива. Иногда эти переговоры успешны, иногда нет. Поэтому, когда бы вы у меня ни спросили, есть ли планы, я бы всегда ответил: «Есть». Такие переговоры и такую работу мы ведем и сейчас. Но конкретных параметров я назвать вам не смогу. Из известных - мы участвуем в объявленном Enel конкурсе на приобретение Рефтинской ГРЭС, но пока просто заявили свое участие. Эта работа в самой начальной стадии, мы пока далеко не продвинулись - просто потому, что она инициирована совсем недавно.
- Ценовую заявку вы подали?
- Да. С индикативной ценой. С какой, не могу сказать.
- А какова объективная стоимость этой станции?
- Тем более не скажу. Нам еще предстоит состязаться по цене, и раскрывать информацию было бы неправильно.
Почему мы хотим покупать? Наша компания умеет много вещей, в том числе уникальных. Весь цикл необходимых компетенций есть - теплосетевые, электрические, строительные, торговые и так далее. Одним словом, мы можем управлять объектами электро- и теплоэнергетики достаточно профессионально. Рост количества объектов в управлении не вызовет у нас существенного увеличения аппарата. И мы можем утверждать, что, взяв в управление Рефтинскую ГРЭС, мы сможем сделать ее эффективнее, это не принесет дополнительных затрат.
Но, к сожалению, там весьма слабые синергии по топливу. Станция построена так, что замещение углей произвести достаточно сложно. И самое разумное с энергетической и угольной точки зрения - это сжигать те же экибастузские угли (из Казахстана.- “Ъ”), что и сегодня. В принципе можно найти им замену, но только если по каким-то причинам возникнет острая необходимость. Это соображение довольно крепко привязывает Рефтинскую ГРЭС фактически к одному поставщику, а того, кстати, тоже привязывает к единственному покупателю: едва ли не половину мощностей крупнейшего разреза загружает ГРЭС.
Это всегда не очень хорошая, не очень устойчивая комбинация, потому что, случись форс-мажорная ситуация (не важно, по каким причинам), это приведет к значительным экономическим последствиям. Причем как для разреза, так и для самой станции. И здесь наилучшая конфигурация - это частичное совместное владение с поставщиком топлива, чтобы все участники были объективно заинтересованы в стабильном производстве. Есть, конечно, еще и определенный валютный риск, но он предсказуем: в целом - тенге все равно будет ходить за рублем.
- А совместное владение возможно?
- Да, возможно. Если будет такое предложение - будем его обсуждать. Пока это скорее теоретические рассуждения.
- В 2016 году у вас по активам был резкий скачок прибыли. Чем он объясняется?
- Мы не раскрываем и не комментируем свои финансовые показатели. Но в 2015–2016 годах рост прибыльности компаний связан исключительно со счетными факторами. Платеж ДПМ устроен в форме платежа за мощность (фиксирован помесячно вне зависимости от загрузки или эффективности станции.- “Ъ”), следовательно, он увеличивает нашу прибыль и эту прибыль в себе как бы содержит. Часть платежа за мощность мы отдаем в виде прибыли, и это запрограммированная часть всей системы ДПМ. Так что значительная доля роста прибыли обусловлена сданными объектами ДПМ, последние из которых были закончены к началу 2015 года. Также, конечно, имеет место прирост операционной эффективности, но основное - это платеж ДПМ.
- Какой вам видится динамика цен на электроэнергию в Сибири - они будут снижаться или расти?
- Точного прогноза я вам не скажу: это определенное ноу-хау. Это наше видение, оно может быть правильным или неправильным, но у кого оно более верно, тот и заработает больше денег.
Глобально роль играют два фактора. Первый: Сибирь с Европой сейчас объединена в единую расчетную модель РСВ (рынок на сутки вперед, основной сектор оптового рынка электроэнергии.- “Ъ”). Это приводит к тому, что, поскольку у нас генерация дешевая, свой электроток мы выдаем в Европу, но и цена формируется в Европе (европейская часть РФ). В Европе же она в первую очередь определяется ценой на газ. До последнего времени мы прогнозировали рост цен на газ около 2%, а впоследствии - где-то на уровне инфляции. Сейчас Минэкономики дает более агрессивный рост цены, поэтому в этой части цена РСВ будет подрастать более динамично. Увы, но есть и второй фактор, который будет, наоборот, снижать цену,- ввод новой ДПМ-генерации - в первую очередь, АЭС, атомщики должны ввести больше 4 ГВт. И этот фактор будет работать встречно. Поэтому эти два фактора, складываясь, дают гораздо меньший рост цены на РСВ. А цена КОМ, думаю, будет расти где-то по инфляции.
- Как строятся ваши отношения с поставщиками угля из СУЭК с учетом того, что вы входите в один холдинг?
- У нас заключены долгосрочные контракты с предсказуемой и понятной ценой. Это позволяет строить долгосрочные планы, что важно для развития компании.
- Как вы оцениваете потенциал дальнейшего развития реформы электроэнергетики?
- Мы уходили от тарифного регулирования: когда ты эффективен - тебе поменьше денег, когда менее эффективен - побольше. Это убивает все желание быть эффективным. Ладно, решили, что это путь в никуда, сделали рынок. Вроде что-то начало получаться. Но на старте предполагалось, что сейчас цена на мощность будет в два раза выше. Цену на мощность жестко контролируют - устанавливают ценовые коридоры. РД (регулируемые договоры, продажа электроэнергии населению и приравненным к ним потребителям.- “Ъ”) не убрали, этот аппендикс живет и процветает, там уже свила гнездо масса псевдобизнесов. А сейчас еще и Бурятию нам подкинули (регион с текущего года ушел с энергорынка на РД.- “Ъ”). Давайте в РД Красноярский край, давайте Кемерово, все остальное - и мы получим тарифное регулирование в полном объеме. Этот откат очень опасен: мы можем получить как раз то, от чего мы сейчас пытаемся уйти в тепле, когда развиваются не эффективные источники, а те, кто умеет найти правильный подход к душам тех, кто устанавливает цены и распределяет госинвестиции. Мы этого хотим? Я думаю, что есть группа людей, которая этого хочет, но их не так много. Но чем больше будет таких странных механизмов в регулировании, тем больше будет людей, которые хотели бы это увлекательное госрегулирование сохранить и приумножить.
Михаил Варфоломеевич, до назначения на пост генерального директора вы работали в Совете директоров СГК и хорошо изучили компанию изнутри. Какие проблемы вы считаете основными и как планируете их решить?
Существует два основных блока проблем, которые характерны не только для нашей компании, но для отрасли в целом. В первую очередь, это отношение со стороны государства и общества, отдельных потребителей к энергетике как к сфере, где деньги берутся из воздуха. Невозможно качественно работать и развиваться, если тарифная стоимость услуг не покрывает даже затрат на производство и доставку энергии потребителям. В том числе из-за этого с наших станций происходит отток квалифицированных кадров в другие отрасли, где нет тарифных ограничений и специалисты могут получить более высокую зарплату. Поэтому одна из наших глобальных задач - ломать стереотипы, менять отношение общества и государства к отрасли и энергетикам. Мы должны убедить, что энергия - это такой же товар, производство и доставка которого должны быть полностью оплачены.
Второй блок - внутренние проблемы нашей компании, которые мне стали видны в процессе работы в Совете директоров СГК. Главная из них, на мой взгляд, - чрезмерная централизация управления. Нежелание делегировать полномочия приводит к тому, что менеджеры в Москве и центральных региональных офисах заняты вопросами, которые вполне можно решить на местах. Бюрократические процедуры очень усложнены, управленческие решения проводятся медленно. В результате стопорится работа по многим проектам. Весьма показательный пример - в первый же мой рабочий день в должности генерального директора мне принесли на согласование документ одного из региональных предприятий по вопросу на 55 тысяч рублей. И это при миллиардных оборотах наших компаний. Такие вопросы надо решать на местах, а руководители структурных подразделений должны иметь на это соответствующие полномочия и обязанности.
Я намерен упростить процесс принятия решений в компании. Отчетности и контроля должно быть ровно столько, сколько действительно необходимо для дела. Полномочия будут делегироваться вниз. Важное уточнение: для руководителей на местах это означает не только новые управленческие возможности, но и дополнительную ответственность, потому что одно без другого не работает.
- Какие новые задачи поставлены перед компанией?
Во-первых, никто не снимал с нас ответственности за решение текущих задач. В частности, в ближайшее время предстоит завершить проекты ДПМ. Это более чем наполовину определит финансовое благополучие нашей компании на следующее десятилетие.
Нам предстоит существенно изменить работу подразделений, связанных с транспортировкой тепла и расчетами за него. За последний год в целом по группе очень сильно выросла задолженность потребителей. В итоге нам не хватает средств для решения многих насущных вопросов. Например, буксует реализация инвестиционных проектов, которые помогли бы компании увеличить прибыль. Возникает замкнутый круг, из которого надо срочно выходить.
В ближайшем будущем теплосетевые компании получат гораздо большую самостоятельность. Исчезнет нынешнее разделение на сбытовую и транспортную часть, которые курировались из Москвы разными подразделениями. Сбыт и транспортировка тепла в рамках теплосетевых компаний будут сосредоточены в руках одного человека - руководителя теплосетевой компании. Он целиком будет отвечать за работу компании.
- Планируются ли перемены в организационной структуре СГК?
Все изменения в структуре должны быть рациональными. Поэтому постараюсь их свести к минимуму. Перемен ради перемен, когда новый руководитель выстраивает все под себя, у нас не будет Организационные изменения будут происходить лишь в том случае, если гарантированно принесут большую пользу на годы вперед. И в любом случае, они в минимальной степени будут затрагивать людей на производстве.
Как я уже сказал, планируются изменения структуры управления тепловыми сетями. А также нам необходимо завершить процесс реструктуризации, начатый еще в 2011 году. Например, из состава Кузнецкой ТЭЦ выделить теплосети в самостоятельное юридическое лицо. Это точечные решения, которые не коснутся большинства работников компании.
- Какой будет политика Сибирской генерирующей компании в социальном плане, в отношении к сотрудникам?
Все, о чем договорились ранее, будет выполняться. Нужно создавать благоприятные условия труда на станциях и в теплосетях. В настоящее время зарплаты, особенно на производстве, в моем понимании не в полной мере соответствуют уровню оплаты труда на рынке. И в будущем они должны быть увеличены, чтобы сохранить персонал и обеспечить приток квалифицированных кадров. Дефицит кадров - большая проблема для энергокомпаний по всей стране.
Считаю, что нам жизненно необходимо защищать свое право на справедливую оплату труда энергетиков. Это - вопрос выживания энергетической отрасли в России. Поэтому мы собираемся активно отстаивать интересы наших предприятий на всех уровнях власти. И очень надеемся, что государство и общество наконец-то изменят отношение к энергетике.
Компания: ООО "Сибирская генерирующая компания"
Сибирская генерирующая компания(СГК), один из крупнейших энергохолдингов России, обеспечивающий теплоснабжение Кемеровской области, Красноярского и Алтайского краев, Республик Хакасия и Тыва, приобрела новосибирскую энергетическую компанию« Сибэко».
Генеральный директор СГК Михаил Кузнецов рассказал в интервью ТАСС, зачем СГК наращивает свои активы, почему система расчета цен на тепло по методу« альтернативной котельной» выгодна для всех и каким образом энергетики могут и должны работать с властью.
Михаил Варфоломеевич, накануне вы объявили о том, что Сибирская генерирующая компания закрыла сделку по приобретению контрольного пакета акций компании« Сибэко», одного из крупнейших в Сибири предприятий, которое занимается генерацией тепловой и электрической энергии в Новосибирской области. Каких результатов позволит добиться СГК покупка этой энергокомпании?
— Мы рассчитываем, что прибыль нашей компании вырастет, причем не за счет сложения прибылей двух компаний. Мы видим, как мы можем улучшить деятельность« Сибэко». В общих чертах планы по Новосибирску мы обсуждаем уже несколько лет. Но для того, чтобы говорить о них конкретнее, должно пройти некоторое время. Нам нужно месяца два, чтобы быть уверенными, что это не «маниловщина», не беспочвенные мечты, а реальные, реализуемые вещи. Тогда о них можно будет конкретно говорить.
Детали сделки еще прорабатываются, такие покупки не совершаются в один день. Что касается первых цифр, да, мы приобрели 78% акций. И думаю, в перспективе будем увеличивать собственный пакет. Бизнес СГК прирастет в полтора раза, суммарная тепловая мощность увеличится на 53%.
Сейчас мы занимаем седьмое место в мире по реализации тепла, а в связи со сделкой перейдем на пятое или шестое место. И в сотню крупнейших компаний России мы войдем теперь однозначно, до приобретения мы только приближались к сотне.
— Не отразится, тепло и электричество в домах не исчезнет. Наш десятилетний опыт присутствия на рынке позволяет нам с уверенностью говорить, что все будет хорошо, и проблем никаких по выполнению обязательств перед потребителями мы не видим.
Резкого роста тарифов не произойдет, хотя в Новосибирске тариф, конечно, занижен, и это плохо сказывается на состоянии теплосетей. Думаю, повышением на уровне пары процентов выше инфляции мы обойтись вполне в состоянии.
— То, что есть куда вложить деньги уже прямо сейчас, это можно сказать сразу, не вникая глубоко в суть. Я сугубо для понимания объемов могу сказать, что вложения нужно оценивать в десятках миллиардов. Сколько конкретно денег потребуется, еще предстоит проанализировать.
Например, модернизацию системы теплоснабжения Барнаула мы оценили в 11 млрд рублей, а Барнаул намного меньше Новосибирска, по численности населения в 2,5 раза меньше.
Мы работаем в тарифицируемой сфере, нам правила игры задает власть, поэтому о каких-то инвестициях говорить без отрыва от власти невозможно
Мы хотим для начала понять, какая специфика, какие требования, какие проблемы есть в Новосибирске. Местные особенности всегда есть, в каждом городе, на самом деле, если все хорошо в теплоснабжении, то все одинаково хорошо. А если проблемы есть, то они каждый раз разные, то есть каждый город несчастен по-своему.
При этом нужно помнить, что мы работаем в тарифицируемой сфере, нам правила игры задает власть, поэтому о каких-то инвестициях говорить без отрыва от власти невозможно. Нужно убедить власти, в первую очередь региона и города Новосибирска, в том, что это необходимо.
Мы эти переговоры уже давно ведем. Начались они еще когда не было сделки, даже еще когда не было понятно, будет она или нет. Нам было важно, будет ли комфортным наш приход для властей города и области, населения. И убедившись, что« противопоказаний» нет, мы переговоры по приобретению« Сибэко» продолжили.
— Наверное, сложно себе представить другой бизнес, который был бы настолько тесно связан с властью, как энергетика. Мы обеспечиваем жизнь миллионов людей, и для властей этот вопрос в повестке дня стоит одним из первых. Поэтому никто не пересекается так сильно с задачами чиновников как компании, работающие в сфере теплоснабжения.
Когда я работаю и решаю производственные задачи, я всегда подсознательно думаю: какая проблема есть, и как вообще должна смотреть на это власть? И тут четырехлетний опыт работы губернатором, конечно, помогает, начинаешь смотреть на вещи с позиции государственного управления.
— Прирасти активами мы можем, и это не обязательно будет Сибирь. Мы по Рефтинской ГРЭС(одна из крупнейших тепловых электростанций в России, работающая на твердом топливе, расположена в Свердловской области) ведем переговоры, возможно, это тоже чем-то закончится.
Понимаете, я верю в угольную генерацию энергии, которая в Сибири распространена. Я считаю, что она сейчас недооценена. Многие говорят, что вырабатывать тепло сжиганием угля это прошлый век, что будущее за газом. Я это связываю с деятельностью тех СМИ, которые не очень глубоко разбираются в предмете.
По моему глубочайшему убеждению, мы бы здорово выиграли, если бы доля угольной генерации выросла вдвое. И думаю, что это будет происходить, может, не в таких объемах, но происходить будет. Мы точно будем в этом направлении работать.
— В большей степени — да, сибирская, но и уральская тоже. Сказывается близость Кузбасса с колоссальными запасами угля. В центральной России угольная генерация работает хуже. Там она закрывается, находится на положении пасынков. В большей степени наша работа — это Сибирь, мы смотрим на этот регион и знаем его энергетику.
СГК активно поддерживает метод« альтернативной котельной» для расчета тарифов за теплоснабжение. Эта модель предусматривает не регулирование тарифов государством, как сейчас, а установление по соглашению сторон только предельного уровня цены на тепло для конечного потребителя — уровня« альтернативной котельной», который будет использоваться как максимальный и гарантирует окупаемость вложений. Что вы ждете от этой модели?
— Предсказуемости. Для того чтобы без оглядки инвестировать миллиарды, нам нужны понятные правила игры, нужно понимать, какими будут тарифы и в каких условиях мы будем работать завтра. При модели« альтернативной котельной» власти дают нам эту предсказуемость.
Если сегодня люди в Новосибирске понимают, что произошло повышение тарифов по объективным причинам, то что будет через год, никто не понимает, люди гадают, что произойдет после выборов
Выигрывают в такой ситуации все. Выиграет потребитель, потому что надежность всей системы повышается. Выиграет власть, потому что предприятия, которые работают на территории и не сводят концы с концами, начнут зарабатывать хорошую прибыль и платить налог на эту прибыль.
Но об этом нужно рассказывать людям, чтобы не было спекуляций, чтобы не ходили слухи о том, хорошо это или плохо, взлетят ли резко тарифы, будут ли потребители платить за тепло больше. Нужно объяснять, что произойдет.
Нынешняя ситуация непредсказуемости никому не нравится, если сегодня люди в Новосибирске понимают, что произошло повышение тарифов по объективным причинам, то что будет через год, никто не понимает, люди гадают, что произойдет после выборов. А в случае с «альтернативной котельной» мы имеем инфляцию, на уровень которой ориентируемся. Для решения накопившихся проблем нужно на какое-то время повышение тарифа на 1−2%, а потом будем жить, как вся страна, ориентируясь на уровень инфляции.
Думаю, через год-два мы на примере большого региона эту модель реализуем и на деле покажем, что это хорошо.
— Знаете, если бы Советский Союз не строил в три раза больше, чем ему надо, то, возможно, он бы и не рухнул. Создали тепловых мощностей столько, что тяжело и использовать их, и содержать. Сейчас время подумать о сокращении мощностей, вырабатывающих тепловую энергию. Нет такого города, в котором не было бы их двукратного запаса, а содержать этот запас стоит денег. Так что по теплу вы даже не переживайте, дефицит нам не грозит.
А вот по электроэнергии вопросы действительно есть. Было бы разумно строить новые мощности. Есть планы по вводу в Сибири новых алюминиевых заводов в следующем десятилетии, а они очень энергоемкие. Под них действительно разумно было бы новые мощности строить.
— В первую очередь нужно вырабатывать электроэнергию на станциях, которые оснащены самым современным оборудованием очистки, а там, где оно не установлено, его устанавливать. Но никогда теплоэнергетика даже близко не сравняется с выбросами автомобилей.
Даже если мы волшебным образом перейдем на электрическое отопление, экологическая ситуация не сильно изменится. Для примера могу сказать, что самые неблагополучные в этом смысле города топятся газом, взять тот же Челябинск. Так что не угольная энергетика является причиной неблагоприятной экологической ситуации.
В то же время мы понимаем свою ответственность за воздействие на окружающую среду и во всех городах своего присутствия уделяем пристальное внимание экологическим вопросам. В том же Красноярске, который вы упомянули, мы начали масштабный проект по экологической модернизации старейшей ТЭЦ города, который позволит нам значительно снизить выбросы в атмосферу. Сейчас активно развиваем направление реализации золошлаковых отходов, провели процедуры по переводу их в золошлаковые материалы.
В целом для нас экологические вопросы на сегодня в числе приоритетных, мы занимаемся постоянным мониторингом влияния наших объектов на природу, четко понимаем, где есть некоторые проблемы и как их решать. И, конечно же, работаем над этим. Это в том числе дает нам уверенность в том, что угольная генерация может работать эффективно и с минимальным воздействием на окружающую среду, а значит уверенность в ее будущем.
Теплоэнергетическая отрасль живет по своему календарю: в конце мая в Красноярске завершился очередной отопительный сезон. О его основных итогах, наиболее актуальных проблемах — у всех на слуху недавние коммунальные аварии на теплосетях, — возможностях и планах на ближайшую и отдаленную перспективу ДЕЛА.ru поговорили с Михаилом Кузнецовым, генеральным директором Сибирской генерирующей компании (СГК).
Генеральный директор
Сибирской генерирующей компании
— Михаил Варфоломеевич, каковы главные итоги нынешнего сезона, каким он был в сравнении с преды-ду-щими годами?
— Все как обычно, разве что аварий-ность выросла. И это произошло на всех без исключения сетях — не только в Красноярске, но и во всех регионах присутствия СГК. Впрочем, динамика роста была примерно такой же, как и два года, и год назад.
Тем не менее, несмотря на объективные сложности, нагрузки и форс-мажорные обстоятельства, наши сотрудники справились со своей работой и с честью завершили сезон, который в очередной раз стал серьезным испытанием.
— С чем, по-вашему, связан рост аварий-ности?
— С хроническим недофинансированием отрасли, которое имеет место последние 20 лет, особенно это касается транспортировки тепла. Отсутствие средств на ремонты — главная наша проблема. При таком финанси-ровании, как сегодня, странно было бы ожидать в итоге чего-то другого.
— Это касается всей теплоэнергетики вообще?
— Абсолютно всей без исключения. Нет региона, где теплосетевая деятельность финансировалась бы более-менее достойно: в том объеме, который необходим для сокращения аварийности.
— Сколько это в денежном выражении?
— Ответить на этот вопрос невозможно, как и на вопрос, допустим, сколько денег нужно для счастья. Даже если мы получим меньше средств, чем сумма, которая была выделена в этом году, мы все равно продолжим обеспечивать дома теплом — другое дело, что это будет сопровождаться все большим числом аварий. Второе обстоятель-ство: при низком финансировании финал наступит очень скоро. Чем меньше денег будет вкладываться в отрасль, тем быстрее настанет пора принимать решения о серьезном увеличении вложений в сети.
Нынешняя ситуация недолговечна — по разным оценкам, осталось 5 или 10 лет.
Мы можем потратить 200 миллионов или миллиард — вопрос в том, какую отдачу власти хотят видеть от коммунального хозяйства города. Пока во всех регионах они в первую очередь желают иметь маленький тариф. Однако низкий тариф и качество теплоснаб-жения несовместимы. Поэтому по факту ситуация такова, что мы вкладываем в ремонты дополнительные собственные средства. Но в этом году в Красноярске ситуация резко осложнилась тем, что мы не то что не можем направить на это дополнительные деньги, но и вообще едва сводим концы с концами.
— А что изменилось?
— Например, мы недополучим более 400 млн рублей за год в связи с пересмотром нормативов потребления. На сегодня приборы учета стоят примерно в 60% домов наших потребителей, жильцы остальных рассчитываются по нормативам. Тарифы заклады-вались еще с учетом прежних нормативных значений, и после их резкого снижения возникли непредвиденные убытки. И они не единственные. Еще 150 млн мы теряем по выпадающим расходам: тариф устанавливался при одной цене на электроэнергию, затем она повысилась — возникли долги, которые мы покрываем за счет собственных средств.
Также есть хронические неплатежи населения за тепло: тариф рассчитывается на показатель 100%-й собираемости, но такого не будет никогда, даже законодательство, скромно потупившись, признает, что допустимы 2% недобора. Плюс проценты по кредитам… Словом, расходы выливаются в сотни миллионов рублей в год — но государство делает вид, что ничего этого нет, «вы как-нибудь сами решите». Вот и решаем.
— По идее, стоит ли заниматься таким бизнесом?
— Мы им занимаемся — по ряду причин. Во-первых, СГК владеет генерацией, производит тепло, и если мы попытаемся отдать транспортную составляющую, убытки могут возрасти: их постараются переложить на ТЭЦ. Во-вторых, мы все же ждем изменений к лучшему — других подходов к тарифообразованию, введения тарифов альтернативной котельной, что позволит превратить затратную деятельность в бизнес.
Компания строит планы и просчитывает стратегию до 2030—2035 годов, и в случае оптимистического варианта развития событий работа станет прибыльной. Для этого сейчас мы готовы терпеть убытки. Однако если ничего меняться не будет, мы можем пересмотреть свое отношение к ситуации.
— Хорошо, какой, на ваш взгляд, должна быть система тарифообразования?
— Во-первых, тарифообразование должно быть простым и понятным. Чтобы несве-дущему человеку можно было все объяснить за 20 минут. Если я сегодня начну рассказывать о том, как складывается тариф, понадобятся лекции по 3—4 часа каждый день в течение недели.
В сфере тарифообразования трудятся самые профессиональные специалисты, тьма народу, как со стороны тех, кто подает тарифную заявку, так и со стороны тех, кто ее согласует, собирает массу документов, развивает бурную деятельность…
На самом же деле нужны более простые и понятные условия, на которых устанавливались бы тарифы.
Самый простой способ на сегодня — альтернативная котельная.
Сколько, к примеру, пришлось бы тратить на отопление человеку, который построил котельную в своем дворе? С учетом всех затрат на содержание, ремонт и эксплуатацию — не меньше 1600 руб. за гигакалорию. Ну так дайте нам эти средства, мы будем нормально работать.
А что получается сегодня? Возьмем Красноярскую ТЭЦ-1. Различных предписаний там, включая экологические, имеется на 3 млрд руб., неотложных технических мероприятий — на 1,5 млрд. Станция едва сводит концы с концами, вырабатывая 2 млн гигакалорий — по цене чуть более 500 руб./Гкал.
Рядом стоит несколько котельных, которые получают за ту же гигакалорию по 1000 рублей. Если за тепло ТЭЦ будут платить эти 1000 рублей, доходы от реализации тепловой энергии вырастут на миллиард, мы перестанем ходить с протянутой рукой, нормально отремонтируем станцию — она станет современной и будет вовремя обновляться.
Но нынешняя недальновидная политика приведет к тому, что ТЭЦ рано или поздно закроется, и ее все равно придется замещать теми же котельными за ту же цену в 1000 рублей.
Мы уже сейчас могли бы замещать котельные, улучшая хотя бы текущую экономику станции и уменьшая ее убыточность, — но с замещением есть немалые сложности, котельные «не хотят» замещаться. И в самом обществе не наблюдается желания перейти на более эффективные источники, которые могут вырабатывать дешевое тепло. Но кому будет легче от того, что лет через десять за теплоснабжение придется платить те же 1000 рублей нищим котельным вместо ТЭЦ — нормального стабильно работающего предприятия?
Часто бывает, что нам хочется видеть бОльшую готовность местной власти идти нам навстречу. В Красноярске, правда, проблем у нас меньше, чем где бы то ни было, и мы выстраиваем и с городской, и с краевой администрациями конструктивный диалог.
Хотя и тут есть некие недоговоренности. Например, недавно в связи с громкой аварией теплосетей на Вавилова в мэрии назвали такую цифру — городской бюджет субсидирует теплосети в размере 800 млн руб. в год. Кто получает эти деньги? Нашей компании, которая на этом рынке снабжает 80% потребителей, никто дотаций не дает.
По нашим оценкам, даже с учетом перспективных планов застройки Красноярска СГК в состоянии закрыть 100% потребности города в тепле,
не говоря уже о том, что это будет более экологичное теплоснабжение, чем при исполь-зовании котельных. ТЭЦ — выгодный для города источник с любой точки зрения, даже самая устаревшая станция лучше самой современной котельной.
— Михаил Варфоломеевич, вы говорите о возможностях компании обеспечить теплом весь город. А что будет через несколько лет? Вопрос возник, как только Красноярск выиграл право принимать соревнования в рамках Универсиады в 2019 году. Готовы ли теплогенерирующие мощности и сети города к дополнительным нагрузкам, связанным с введением новых спортивных и инфраструктурных объектов?
— Если взять генерацию, то мы можем закрыть все потребности города лет на 20 вперед. Сейчас ТЭЦ-1, например, выдает менее 800 Гкал/час, но по проекту только отборы турбин рассчитаны почти на 1,5 тысячи Гкал/час. Сегодня генерационные мощности в основном недозагружены. Обеспечить теплом весь город не составит проблем. Единственная тонкость — теплосетевое строительство, но этот вопрос тоже можно решить.
Вообще, хочу отметить, что Красноярск — город номер один среди всех городов, где есть предприятия СГК: тут и самые большие объемы потребления, и самые современные станции. И еще это единственное место, где власти всех уровней сделали очень важный шаг — установили плату за подключение к сетям. За счет этих денег мы строим новые теплосети и насосные станции, развиваем инфраструктуру, строя разумные планы на долгие годы вперед.
— Вернемся к сетям: когда, как вы думаете, наступит «точка невозврата» и система коллапсирует по причине недофинансирования?
— Вопрос сложный, здесь нужны расчеты. Недовложения рано или поздно обернутся ситуацией «скупой платит дважды». Не заплатив миллиард сегодня, через несколько лет придется вложить полтора, а может, и три. Вопрос в том, кто будет инвестором.
Впрочем, даже если сейчас нам откроют неограниченный кредит, отремонтировать все теплосети в городе сразу не получится, придется жизнь Красноярска остановить на полгода. Даже при открытом финансировании на ремонт и замену теплосетей потребуется не менее трех лет, за которые можно было бы полностью заменить ветхие сети и тем самым исключить аварийность.
— Осталось найти деньги.
— Если бы сети были в нормальном состоянии, то содержать их вполне можно было бы на те же суммы, которые выделяются сегодня. Просто накопились недоремонты за предыдущие годы. За 20 лет многое упущено. Корни проблемы в 90-х, но если с того времени в других отраслях ситуация исправилась, то в коммунальном хозяйстве как жили на голодном пайке, так и живут.
В обществе при этом сложилось множество мифов о теплоснабжении.
Мол, воруют. Действительно, воруют. В бизнесе у всех разные устремления. Есть те, кто хочет работать честно, прозрачно, прийти надолго, — и те, кто хочет срубить легких денег и убежать. Это белое и черное, а между ними полно оттенков серого. Нет системы, позволяющей бизнесу зарабатывать по правилам, — значит, уменьшается число «белых» и растет количество «серых» и «черных».
При продаже территориальных генерирующих компаний в ходе реформы энергетики в сферу пришло много тех, кто планирует свой бизнес на десятилетия вперед, хочет работать честно и прозрачно. Но если ситуация будет меняться не в лучшую сторону, они уйдут, и на их месте появятся те, кто не загадывает более чем на год. Не думаю, что это положительно скажется на коммунальном хозяйстве.
— Давайте затронем еще одну актуальную тему: отношения с жилищными организациями. В этой области тоже немало мифов.
— Управляющие компании отдают нам полученные от жильцов деньги с большим скрипом. Не потому, что они прирожденные мошенники — многие УК просто поставлены в такие условия, когда за небольшую плату с них требуют выполнять огромный объем работ.
В то же время нам приходится держать десятки юристов, тратить силы и средства на борьбу с УК, чтобы «выцарапать» свое. И это так или иначе тоже ложится на тариф. Что делать? Мы приняли для себя решение переходить на прямые расчеты с населением — это позволит избежать недосборов, устранит посредников при передаче денег. Законодательство дает такую возможность.
— Давайте поговорим еще вот о чем. Несколько лет назад все активно муссировали тему энергоэффективности. Сейчас о ней практически ничего не слышно…
— Любой рост эффективности в нашей компании — это повышение энергоэффектив-ности. Если говорить о сетях, то мы ставим оборудование с частотным регулированием, проводим наладку гидравлических режимов, чтобы избегать излишней циркуляции. Во время плановых ремонтов на магистралях заменяем старые сети на трубопроводы с современной изоляцией, чтобы уменьшить потери тепла. Но такие вложения окупаются десятилетиями, и результат будет не раньше чем через 15 лет.
Приведу пример. В Барнауле сейчас теплопотери на сетях составляют порядка 30%, а в моем родном Пскове — менее 15%, потому что в течение 15 лет при проведении плановых ремонтов в городе проводили замену на сети с современной изоляцией.
В любом случае путь к эффективности состоит из множества маленьких шагов. Надо делать свою повседневную работу, и результат будет, но нескоро. Чтобы что-то получить потом, надо вложиться сейчас.
— Михаил Варфоломеевич, финальный вопрос. Вы заняли должность генерального директора СГК меньше года назад, в октябре 2013-го. Какие задачи тогда ставили перед собой и что переоценили за прошедшие 8 месяцев?
— В двух словах не скажешь. К изменениям в системе управления в нашей компании я только приступил. На сегодня удалось составить модели прогнозирования будущего, в теплосетевом бизнесе, кстати, мы их уже применяем. Это нужно, чтобы понять, какие решения требуется принять сегодня, для того чтобы на выходе, на рубеже 2030—2035 гг., стать эффективной компанией.
План развития нашего бизнеса в Красноярске включает то, о чем я уже говорил: близкое к 100% покрытие всех тепловых потребностей города с экономически правильным распределением генераций и минимизацией затрат, учитывая вложения в сети, станции и котельные, которые нужны только в качестве пиковых, а не базовых мощностей. Это непростое решение, в целом речь идет о миллиардных вложениях, которые, в свою очередь, дадут и миллиардный эффект. Повторюсь, для этого необходима уверенность в завтрашнем дне, прозрачные правила установления тарифов.
Сегодня в европейских странах доля когенерации растет. А у нас — падает.
По подсчетам Минэнерго, по сравнению с 1990 годом отпуск тепла от ТЭЦ составляет всего 60%! Не допустить дальнейшую деградацию технологического цикла — это уже достижение. И если удастся это сделать, ситуация через некоторое время выправится.
Дмитрий БОЛОТОВ
ДЕЛА.ru
